Как мне хотелось машину!
Любую, но лучше «девятку».
Как мне хотелось машину!
Любую, но лучше «девятку».
(На такой у меня были уроки вождения.)
По объявлению в газете «Светлая жизнь» в крайней точке района, но ещё не в самом Чернобыле, была найдена «девятка». Мной.
Чуть-чуть б/у и нежно голубая.
Владелец, бывший комбайнёр-тысячник, живая легенда деревни был премирован «девяткой» из рук самого Президента. А поэтому очень гордился ей и ни разу не ездил. Разве можно ездить на гордости?
Хорошего гаража у комбайнёра не было.
Был только плохой, слепленный собственноручно в период ощущения себя каменщиком из краденого в Чернобыле кирпича. Но, в нем изумительно хранились овощи, прямо бальзамировались, и выглядели к маю лучше, чем из грядки. А квашениям, вообще, целебный чернобыльский кирпич придавал новый вкус и оттенок. Цезиево-стронциевый.
Поэтому «девятку» легендарный комбайнёр хранил бережно – в курятнике. На двести посадочных мест, в лучшем уголке: под насестом.
По случаю приезда покупателя (меня) комбайнёр-тысячник выкатил из сарая президентский подарок и даже завёл.
Наскоро помытая от следов многолетнего пребывания под насестом голубая «девятка», мягко говоря, не имела товарного вида.
- И что вы за неё просите? - спросила я, задыхаясь от запаха гуано.
- Президентская же! Тысячу! – ответил владелец-наградник, пытаясь ароматом перегара и одеколона сбить меня с толку.
- Чтооо?! – возмутилась я и сделала вид что ухожу.
Поняв, что назад, в курятник, подарок не вкатить, а городская дура – ценный кадр, комбайнёр поправился:
- Не-не-не! Это я не так сказал, разволновался по ласточке моей. Пятьсот, – и взглянул мне в глаза с надеждой. Увидев в них близкий обморок от вони - поправился, - Вам, как красивой женщине, четыреста!
И я, как красивая женщина, купила подарок Президента за четыреста долларов.
Двести кур, расставаясь, плакали нам с машиной вслед.
(После автошколы я умела ездить только по прямой. По прямой пустой просёлочной дороге. И без пассажиров – чтобы не мешали молиться.)
Некоторое время, недели две-три, всё счастье обладания «девяткой» сводилось к мытью.
Всем, чем попало.
И - хранению на открытом воздухе в режиме проветривания.
Потом произошло чудо: я принюхалась или запах гуано ушел.
Я назвала машину Люська. Как можно в семье без имени?
Дочь мою звали Алиса, тогдашнего кота – Барсик, а машину – Люська.
Обрадованная отсутствием вони я купила Люське в подарок чехлы в синюю полосочку, елочку-вонючку и милые махровые коврики-ёжики.
Курить в машине я не разрешала никому, даже себе.
Алиса тоже полюбила Люську, как умела: единственная из родни бесстрашно ездила со мной (закатив глаза) и вязала на студии «Умелые ручки» ей подарки. Кружевной чехол на руль, шапочку на коробку передач и т.д.
Каждый вечер мы с Люськой проходили квест, на тему: Сможем ли мы?
Мне очень хотелось научиться водить Люську в городе. В райцентре с двумя «лежачими полицейскими», одним вечнозелёным светофором и несколькими пешеходными переходами. И поворачивать, желательно туда, куда включила поворотник.
Я, предварительно попрощавшись к Алисой, котом Барсиком и соседями – шла к гаражу. С настроением укротителя тигров.
Открывая ворота я молилась, всем православным и автомобильным святым – чтобы выехать на улицу без жертв. Потом я молилась Аллаху, только это помогало завести Люську с первой попытки.
Ездила я за рулём только в чешках, не смотря на +3 и осень. В обуви не чувствовала педалей, а босиком – примерзала к педалям.
В розовых.
Розовые чешки я достала на ревизии в самом захудалом сельпо, причём три пары по цене одного трамвайного билета. Всю трудовую деятельность заведующая магазина начинала ведомость переучёта товаров со слов «Чешки, розовые, р.40, количество 3 пары». И вдруг пришла я и радостно купила. Заведующая провожала меня и чешки со страхом – вдруг я душевнобольная и сейчас укушу.
В коробке передач Люськи были скорости №1 и №3, зато был тахометр. Всё было просто - когда стрелочка подходила к красному я переключалась на скорость № 3. И летела, порхала со скоростью 60 км/час.
Ночью мне снились кровавые сны-кошмары: сбитые насмерть безобидные старушки и не совсем насмерть - мамы с грудными младенцами. Или что Люська заглохла на железнодорожных путях, а впереди поезд.
Люська благотворно влияла на меня; именно она отучила меня материться, причем даже мысленно. Чуткостью.
Если сказать в салоне вслух на других автолюбителей «Куда прёшь, падла!» - Люська глохла сразу, а если мысленно «Козлина винторогая» - то не сразу, а постепенно. Поэтому я ездила и с ненавистью думала о подрезавшем меня засранце «Милый!».
Три месяца непрерывных усилий дали плоды.
Люська и я срослись в единый организм посредством розовых чешек, горожане перестали трусливо разбегаться при виде нас со значком «70» на стекле. Я поворачивала, уступала дорогу и съезжала на обочину. Больше того – я даже снимала Люську с ручника, всегда, а не спустя три деревни и тридцать километров от начала движения.
И я предала Люську.
В смысле – продала. Задорого, своей бывшей сокурснице по автошколе бабе Стасе. Она, наконец, взяла ГАИ измором и сдала.
И очень хотела ездить по городу.
© LelaMm
Любую, но лучше «девятку».
(На такой у меня были уроки вождения.)
По объявлению в газете «Светлая жизнь» в крайней точке района, но ещё не в самом Чернобыле, была найдена «девятка». Мной.
Чуть-чуть б/у и нежно голубая.
Владелец, бывший комбайнёр-тысячник, живая легенда деревни был премирован «девяткой» из рук самого Президента. А поэтому очень гордился ей и ни разу не ездил. Разве можно ездить на гордости?
Хорошего гаража у комбайнёра не было.
Был только плохой, слепленный собственноручно в период ощущения себя каменщиком из краденого в Чернобыле кирпича. Но, в нем изумительно хранились овощи, прямо бальзамировались, и выглядели к маю лучше, чем из грядки. А квашениям, вообще, целебный чернобыльский кирпич придавал новый вкус и оттенок. Цезиево-стронциевый.
Поэтому «девятку» легендарный комбайнёр хранил бережно – в курятнике. На двести посадочных мест, в лучшем уголке: под насестом.
По случаю приезда покупателя (меня) комбайнёр-тысячник выкатил из сарая президентский подарок и даже завёл.
Наскоро помытая от следов многолетнего пребывания под насестом голубая «девятка», мягко говоря, не имела товарного вида.
- И что вы за неё просите? - спросила я, задыхаясь от запаха гуано.
- Президентская же! Тысячу! – ответил владелец-наградник, пытаясь ароматом перегара и одеколона сбить меня с толку.
- Чтооо?! – возмутилась я и сделала вид что ухожу.
Поняв, что назад, в курятник, подарок не вкатить, а городская дура – ценный кадр, комбайнёр поправился:
- Не-не-не! Это я не так сказал, разволновался по ласточке моей. Пятьсот, – и взглянул мне в глаза с надеждой. Увидев в них близкий обморок от вони - поправился, - Вам, как красивой женщине, четыреста!
И я, как красивая женщина, купила подарок Президента за четыреста долларов.
Двести кур, расставаясь, плакали нам с машиной вслед.
(После автошколы я умела ездить только по прямой. По прямой пустой просёлочной дороге. И без пассажиров – чтобы не мешали молиться.)
Некоторое время, недели две-три, всё счастье обладания «девяткой» сводилось к мытью.
Всем, чем попало.
И - хранению на открытом воздухе в режиме проветривания.
Потом произошло чудо: я принюхалась или запах гуано ушел.
Я назвала машину Люська. Как можно в семье без имени?
Дочь мою звали Алиса, тогдашнего кота – Барсик, а машину – Люська.
Обрадованная отсутствием вони я купила Люське в подарок чехлы в синюю полосочку, елочку-вонючку и милые махровые коврики-ёжики.
Курить в машине я не разрешала никому, даже себе.
Алиса тоже полюбила Люську, как умела: единственная из родни бесстрашно ездила со мной (закатив глаза) и вязала на студии «Умелые ручки» ей подарки. Кружевной чехол на руль, шапочку на коробку передач и т.д.
Каждый вечер мы с Люськой проходили квест, на тему: Сможем ли мы?
Мне очень хотелось научиться водить Люську в городе. В райцентре с двумя «лежачими полицейскими», одним вечнозелёным светофором и несколькими пешеходными переходами. И поворачивать, желательно туда, куда включила поворотник.
Я, предварительно попрощавшись к Алисой, котом Барсиком и соседями – шла к гаражу. С настроением укротителя тигров.
Открывая ворота я молилась, всем православным и автомобильным святым – чтобы выехать на улицу без жертв. Потом я молилась Аллаху, только это помогало завести Люську с первой попытки.
Ездила я за рулём только в чешках, не смотря на +3 и осень. В обуви не чувствовала педалей, а босиком – примерзала к педалям.
В розовых.
Розовые чешки я достала на ревизии в самом захудалом сельпо, причём три пары по цене одного трамвайного билета. Всю трудовую деятельность заведующая магазина начинала ведомость переучёта товаров со слов «Чешки, розовые, р.40, количество 3 пары». И вдруг пришла я и радостно купила. Заведующая провожала меня и чешки со страхом – вдруг я душевнобольная и сейчас укушу.
В коробке передач Люськи были скорости №1 и №3, зато был тахометр. Всё было просто - когда стрелочка подходила к красному я переключалась на скорость № 3. И летела, порхала со скоростью 60 км/час.
Ночью мне снились кровавые сны-кошмары: сбитые насмерть безобидные старушки и не совсем насмерть - мамы с грудными младенцами. Или что Люська заглохла на железнодорожных путях, а впереди поезд.
Люська благотворно влияла на меня; именно она отучила меня материться, причем даже мысленно. Чуткостью.
Если сказать в салоне вслух на других автолюбителей «Куда прёшь, падла!» - Люська глохла сразу, а если мысленно «Козлина винторогая» - то не сразу, а постепенно. Поэтому я ездила и с ненавистью думала о подрезавшем меня засранце «Милый!».
Три месяца непрерывных усилий дали плоды.
Люська и я срослись в единый организм посредством розовых чешек, горожане перестали трусливо разбегаться при виде нас со значком «70» на стекле. Я поворачивала, уступала дорогу и съезжала на обочину. Больше того – я даже снимала Люську с ручника, всегда, а не спустя три деревни и тридцать километров от начала движения.
И я предала Люську.
В смысле – продала. Задорого, своей бывшей сокурснице по автошколе бабе Стасе. Она, наконец, взяла ГАИ измором и сдала.
И очень хотела ездить по городу.
© LelaMm
